Польша как союзник Гитлера

Информация о материале

23.06.2014

Александр

Польша

Просмотров: 6422

E-mail

Обновлено 02.04. 7527 г. от Сотворения Мира ( 2019 Р.Х.)

Солнечный Календарь Руси 

Во времена СССР было принято избегать острых вопросов истории во имя дружбы народов в странах социализма. Теперь ситуация изменилось, и бывшие союзники России стали её явными или потенциальными врагами, обслуживающими интересы американского фашизма. Это относится практически ко всем странам Европы.

Сегодня, например, чешские журналисты в лице Иржи Юста открыто поддерживают бандеровскую армию, уничтожающую русских и украинцев, не щадя даже стариков, женщин и детей. При этом такие журналисты пытаются рассуждать о совместной борьбе советских людей и чехов против фашизма. Мы знаем и чтим наших братьев по оружию. Но эта борьба не относится к людям типа Иржи Юста. Судя по его выступалению по российскому ТВ, он является наследником  тех чехов, которые воевали против России. Почти 70 тысяч их оказались в советском плену.. 

Вспоминаю, как во времена СССР, в Праге, вытянулся передо мной в струнку чешский солдат, которому я дал прикурить сигарету.: он принял меня за немца. Помню, как подобострастно согнулся проводник (кондуктор) поезда, когда услышал немецкую речь. Как он был мил и любезен с нами, признав нас родными ему немцами. 

С этими чехами нет у нас ничего общего. И никогда не будет. И никакого права говорить о борьбе с фашизмом они не имеют.

Это касается и тех поляков, которые всегда готовы были воевать против России, а сегодня считают бандеровцев своими братьями, забыв как те распиливали их предков на части и вешали грудных детей гроздьями на деревьях.

Мы хотим, чтобы россияне как можно скороее избавились от иллюзиций "братских" народах, дабы строить те отношения с государствами и конкретными людьми, которых они заслуживают.

Напомним, что в советских лагерях для военнопленных находилось, не считая немцев: 313767 венгров, 187370 румын, 156682 австрийца, 69977 чехословаков, 48957 итальянцев, 23138 французов, 21822 югослава (хорвата), 14129 молдаван, 10173 евр  ея (!!!), 4729 голландцев, 2377 финнов, 2010 бельгийцев, 1652 люксембуржца, 452 датчанина, 457 испанцев, 383 цыгана (!!!), 101 норвежец, 72 шведа.
Военно-исторический журнал 1990 г., № 9. http://ruspravliga.org/articles/97-kto-voeval-na-storone-gitlera

На побережье моря недалеко от Варны сегодня стоят немецкие отели и открыто продаются предметы нацистского прошлого со свастикой. Но это уже отдельная тема болгарских "братушек", обслуживающих сегодня фашистские базы НАТО.

Непопулярные в советское время факты о реальной роли этих народов в войне против России во многом объясняют их настоящее и дают возможность спрогнозировать их будущее свободное развитие в гармонии с США.

.А пока посмотрим, как поляки служили Гитлеру и как они делили Чехословакию вместе с немцами.

А.К.Лукоянов

Польские солдаты на службе Гитлера

В нынешней ситуации, когда «катынская песнь» о том, как жестоко СССР провинился перед Польшей, превратив ее из немецкого генерал-губернаторства в государство и разрешив полякам обосноваться на восточногерманских землях достигла, кажется, максимально возможной громкости, можно вспомнить и о других любопытных аспектах российско-польских отношений.

Например, о том, какая часть современного польского населения является прямыми потомками гитлеровских солдат. Любопытно также было бы понять, по какую сторону линии фронта Второй мировой войны больше поляков воевало.

Профессор Рышард Качмарек, директор Института Истории Силезского Университета, автор книги «Поляки в вермахте», например, заявил по этому поводу польской «Gazeta Wyborcza»: «Мы можем считать, что у 2-3 млн. человек в Польше есть родственник, который служил в вермахте. Сколько из них знают о том, что с ними стало? Наверно немногие. Ко мне постоянно приходят студенты и спрашивают, как установить, что произошло с дядей, с дедом. Их родные об этом молчали, они отделывались фразой, что дед погиб на войне. Но третьему послевоенному поколению этого уже недостаточно».

У 2-3 миллионов поляков дедушка или дядя служили у немцев. А сколько же из них погибли «на войне», то есть на стороне Адольфа Гитлера, сколько осталось в живых?

«Точных данных не существует. Немцы считали поляков, призванных в вермахт, только до осени 1943 года. Тогда с присоединенных к Рейху польских Верхней Силезии и Поморья поступило 200 тысяч солдат. Однако набор в вермахт длился еще в течение года и в гораздо более широком масштабе. Из докладов представительства польского правительства в оккупированной Польше следует, что до конца 1944 года в вермахт было призвано около 450 тысяч граждан довоенной Польши. В общем можно считать, что через немецкую армию во время войны их прошло около полумиллиона», — считает профессор.

То есть, призыв осуществлялся с территорий (упомянутых выше Верхней Силезии и Поморье) присоединенных к Германии. Тамошнее население немцы разделили на несколько категорий по национально-политическому принципу.

Польское происхождение не мешало уходить служить в гитлеровскую армию с энтузиазмом: «Во время отправления рекрутов, которые вначале проводились на вокзалах с большой помпой, часто пели польские песни. В основном в Поморье, особенно в польской Гдыне. В Силезии же в районах с традиционно сильными связями с польской речью: в районе Пщины, Рыбника или Тарновске-Гуры. Начинали петь рекруты, затем подключались их родные, и вскоре оказывалось, что во время нацистского мероприятия поет весь вокзал. Поэтому немцы отказались от торжественных проводов, потому что это их компрометировало. Правда, пели в основном религиозные песни. Ситуации, когда кто-то бежал от мобилизации, случались крайне редко».

В первые годы полякам у Гитлера было хорошо служить: «Поначалу казалось, что все не так уж и плохо. Первый набор состоялся весной и летом 1940 года. Пока рекруты прошли через обучение и попали в свои части, война на Западном фронте уже завершилась. Немцы захватили Данию, Норвегию, Бельгию и Голландию, разбили Францию. Военные действия продолжались только в Африке. На стыке 1941 и 1942 годов служба напоминала мирные времена. Я был в армии, поэтому могу себе представить, что спустя некоторое время человек привыкает к новым условиям и убеждается, что жить можно, что никой трагедии не произошло. Силезцы писали о том, как им хорошо живется в оккупированной Франции. Присылали домой снимки на фоне Эйфелевой башни, пили французское вино, проводили свободное время в обществе француженок. Служили в гарнизонах на отстроенном в то время Атлантическом Вале. Я напал на след силезца, который всю войну провел на греческих Кикладах. В полном покое, словно был в отпуске. Сохранился даже его альбом, в котором он рисовал пейзажи».

Но, увы, это безмятежное польское существование на немецкой службе с француженками и пейзажами жестоко «обломали» злые москали в Сталинграде. После этой битвы и поляков в большом количестве стали посылать на Восточный фронт: «Все изменил Сталинград… что в один момент оказалось, что призыв в армию означает верную смерть. Наиболее часто погибали новобранцы, иногда всего лишь после двух месяцев службы… Люди не боялись того, что кто-то с ними рассчитается за службу на немцев, они боялись внезапной смерти. Немецкий солдат тоже боялся, но в центре Рейха люди верили в смысл войны, в Гитлера, в то, что немцев спасет какое-нибудь чудо-оружие. В Силезии же, за небольшими исключениями, этой веры никто не разделял. Зато силезцы панически боялись русских… Понятно, что самые большие потери были на Восточном фронте… если учесть, что погиб каждый второй солдат Вермахта, то можно принять, что на фронте могло погибнуть до 250 тысяч поляков».

По данным директора Института Истории Силезского Университета, воевали поляки за Гитлера: «на Западном и Восточном фронтах, у Роммеля в Африке и на Балканах. На кладбище на Крите, где лежат погибшие участники немецкого десанта 1941 года, я находил и силезские фамилии. Такие же фамилии я находил и на военных кладбищах в Финляндии, где хоронили солдат Вермахта, поддержавших финнов в войне с СССР».

О том, сколько красноармейцев, солдат США и Великобритании, партизан Югославии, Греции и мирных жителей убили поляки Гитлера, профессор Качмарек данных пока не приводил. Наверное, еще не подсчитал…

Источник: segodnia.ru

http://www.mywebs.su/blog/3160.html

Поляки в Вермахте

В Польше и по сей день бытует убеждение, что силезцы и кашубы, служа в Вермахте, стали изменниками.

-Для большинства жителей Силезии или Поморья ситуация была четко определенной: или они пойдут в армию, или их семьи ожидают суровые репрессии, они будут высланы в генерал-губернаторство или в концентрационные лагеря. После 1943 года, после поражения под Сталинградом, немцы на полную катушку развернули мобилизацию, чтобы восполнить потери в подразделениях на Восточном фронте. Угроза репрессий против семей мобилизованных солдат должна была предупредить дезертирство.

Конечно, были и такие, кто шел в Вермахт из идеологических соображений. Они верили в нацизм, в то, что вместе с Гитлером им удастся построить новую, арийскую Европу. Но в присоединенной Верхней Силезии в НСДАП было принято только 8 тысяч членов, в основном деятелей предвоенного немецкого национального меньшинства. Это не так уж и много для региона, в котором числилось полтора миллиона людей. Случались такие ситуации, когда на призывную комиссию вместе с сыновьями приходили и отцы и просили, чтобы их призвали в те же самые подразделения, в которых они служили еще за кайзера.

- Но можно было сбежать и до мобилизации.

- Куда? Из Силезии в генерал-губернаторство было не так уж и легко попасть. Да и как там существовать без документов, без работы, в чужой среде? К тому же постоянно оставался вопрос дальнейшей судьбы родных. Сегодня легко выдвигать обвинения, но тогда не каждый был способен на геройство.

Это следует к тому же из традиционной законопослушности в Силезии и Поморье. Люди привыкли к тому, что власть надо слушаться. Тем более, что ранее они проживали в немецком государстве, а польская государственность стала для них лишь 20-летним эпизодом. Власть приказала встать под ружье – они и пошли.

- Без малейшего сопротивления?

-Если сопротивление и было, то скорее пассивное. Во время отправления рекрутов, которые вначале проводились на вокзалах с большой помпой, часто пели польские песни. В основном в Поморье, особенно в польской Гдыне. В Силезии же в районах с традиционно сильными связями с польской речью: в районе Пщины, Рыбника или Тарновске-Гуры. Начинали петь рекруты, затем подключались их родные, и вскоре оказывалось, что во время нацистского мероприятия поет весь вокзал. Поэтому немцы отказались от торжественных проводов, потому что это их компрометировало. Правда, пели в основном религиозные песни. Ситуации, когда кто-то бежал от мобилизации, случались крайне редко.

- Но ведь можно было бы не подписывать фольклисты . Так, как это делали в Кракове или в Варшаве.

- Это тоже неправда. Даже коммунистические чиновники, которые после 1945 года реабилитировали Силезцев или кашубов, понимали, что на территориях, присоединенных к Рейху, фольклист был принудительным. Кроме того, сам разговор о «подписании фольклиста» является недоразумением. Листы не подписывались, все на них вписывалось немецким чиновником. Ранее жители должны были заполнить анкету. Отказ означал арест, высылку, а в крайних случаях концлагерь. В анкете из нескольких страниц не спрашивалось о национальности, а только о предках на три поколения назад (жили ли они в Силезии, или были приезжими), о том, в какую школу ходили дети (польскую или немецкую), об организациях, в которых они были членами, о воинской обязанности, о наградах. На ее основании, согласно очень точным расчетам, чиновники определяли данного силезца или кашуба в конкретную категорию. 

- Категорий было четыре.

- Первая и вторая выпадала этническим немцам. «Единичку» получали те, кто перед войной были политически активны, а «двойку» - пассивные. Первых и вторых считали гражданами Рейха, однако с «двойкой» нельзя было продвинуться по иерархии НСДАП. «Тройку» получали люди «с немецкой кровью», которые были полонизированы, но могли быть онемечены. Изначально им не давалось немецкого гражданства, лишь со временем власти должны были определить их положение. «Четверку» получали те, которые были связаны с польскими организациями. Немцы называли их ренегатами. Но стоит вспомнить, что фольклисты были введены в 1941 году, когда набор в армию уже шел полным ходом.

- Когда немцы приняли решение о наборе поляков?

- Сразу. Осенью 1939 года провели так называемую полицейскую перепись. Каждый должен был определиться, кем он является: поляком или немцем. Несколько месяцев спустя тех, кто назвался немцем, вызвали на призывную комиссию.  Вот тогда люди осознали, в какой они оказались ловушке. Во время переписи они назывались немцами, чтобы избежать репрессий – например, выселения которого люди страшно боялись. Никто не предполагал, что это означает службу в Вермахте. А власти заявили, что те, кто объявили, что являются немцами, попадают под закон о всеобщей воинской обязанности от 1935 года.

Фольклист, в соответствии с нацистской расовой политикой, создал в этой системе бюрократический хаос, из которого немцы не смогли выбраться вплоть до окончания войны. В 1941 году было решено, что в армию могли идти только обладатели «единиц» и «двоек», так как только они были гражданами Рейха. Но в армейских подразделениях уже было много людей с «тройками» и даже с «четверками». Согласно нацистскому законодательству их надо было освободить от службы.

Но армия этого делать не желала и вместе с верхнесилезским гауляйтером Фрицем Брахтом добилась в 1942 году изменения правил, чтобы люди из «третьей категории» могли получить гражданство с испытательным сроком, который должен был продлиться 10 лет.
Дело доходило даже до абсурдных ситуаций, когда сын получал «двойку» и сразу шел в армию, а родителям с «четверкой», как ренегатам грозило выселение на земли генерал-губернаторства. Или вообще они получали отказ на запись в фольклист. Командование Вермахта докладывало, что солдаты из Силезии жалуются, что они сражаются за фюрера, а их родителей лишают всех прав, и даже отбирают продовольственные карточки. Поэтому очень частой практикой были пересмотры категорий и просьбы о перекомиссии. Специальная комиссия, в которой заседали наиболее важные функционеры немецкой администрации, тщательно рассматривала такие заявления вплоть до конца 1944 года. Тогда уже было понятно, что III Рейх разваливается, но в Силезии поспешно готовились к обороне от Красной Армии.

Wystawa "Żołnierze Wehrmachtu", Klub Delta, Szczecin          Fot. Reprod. Dariusz GORAJSKI / AG   

 

И где служили поляки в немецких мундирах?

- Везде. На западном и восточном фронтах, у Роммеля в Африке и на Балканах. На кладбище на Крите, где лежат погибшие участники немецкого десанта 1941 года, я находил и силезские фамилии. Такие же фамилии я находил и на военных кладбищах в Финляндии, где хоронили солдат Вермахта, поддержавших финнов в войне с СССР.

Поначалу казалось, что все не так уж и плохо. Первый набор состоялся весной и летом 1940 года. Пока рекруты прошли через обучение и попали в свои части, война на западном фронте уже завершилась. Немцы захватили Данию, Норвегию, Бельгию и Голландию, разбили Францию. Военные действия продолжались только в Африке. На стыке 1941 и 1942 годов служба напоминала мирные времена. Я был в армии, поэтому могу себе представить, что спустя некоторое время человек привыкает к новым условиям и убеждается, что жить можно, что никой трагедии не произошло.

Силезцы писали о том, как им хорошо живется в оккупированной Франции. Присылали домой снимки на фоне Эйфелевой башни, пили французское вино, проводили свободное время в обществе француженок. Служили в гарнизонах на отстроенном в то время Атлантическом Вале. Я напал на след силезца, который всю войну провел на греческих Кикладах. В полном покое, словно был в отпуске. Сохранился даже его альбом, в котором он рисовал пейзажи.
Когда в 1941 году Гитлер напал на СССР, люди из третьей категории фольклиста на фронт стали посылать не сразу. Опасались, что они будут дезертировать. Все изменил Сталинград. 
- Старики силезцы, которые в мундире Вермахта попали на восточный фронт, рассказывали, что день призыва в армию для них стал худшим днем в их жизни.

- Потому что в один момент оказалось, что призыв в армию означает верную смерть. Наиболее часто погибали новобранцы, иногда всего лишь после двух месяцев службы. Люди видели, как их соседи уходили на фронт, и как вскоре после этого к их семьям заходил глава местной организации НСДАП. Это он вручал уведомления о смерти отцов и мужей. Кружил по околицам как ангел смерти.
Люди не боялись того, что кто-то с ними рассчитается за службу на немцев, они боялись внезапной смерти. Немецкий солдат тоже боялся, но в центре Рейха люди верили в смысл войны, в Гитлера, в то, что немцев спасет какое-нибудь чудо-оружие. В Силезии же, за небольшими исключениями, этой веры никто не разделял. Зато силезцы панически боялись русских.

- Они были и в войсках СС?

- Конечно, хотя по этому вопросу у нас не так уж и много документов. Поначалу, туда принимали только добровольцев, обычно членов Гитлерюгенда, которые прошли расовые проверки. Но с 1943 года СС стало и у Вермахта перехватывать новобранцев. Расовые критерии перестали играть большую роль. Рекруты даже не сразу понимали, в какую часть они попали. Но мы точно не знаем, где и как они воевали.

- Нацистские сановники подчеркивали, что солдаты из Силезии умелые и отважные.

- Это также видно и из рапортов командования. В них написано, что силезцы по-настоящему хорошие солдаты, и призывали офицеров, чтобы они окружили их опекой и не допускали их дискриминации. Да и особых дисциплинарных проблем с ними не возникало, в отличие от служивших в Вермахте эльзасцев. Почти 5 тысяч силезцев, награжденных Железным Крестом, относились к третьей категории фольклиста, а значит перед войной имели польское гражданство. Несколько сотен получило Рыцарский Крест – самую высшую немецкую воинскую награду.
Но в то же время стоит помнить, как выглядела жизнь на фронте. Разве солдат просыпается с мыслью о политике? Он просыпается с мыслью, как дожить до следующего дня. И уважает своих коллег, независимо от того, из какой части Германии он родом и как он относится к Гитлеру. Кроме того, люди из Силезии были приучены к труду. В армию шли прямо от доменной печи или из шахты, где были заняты тяжелым физическим трудом в трудных условиях. Хороший «материал» для убийственной службы в пехоте.
- И, тем не менее, специальных силезских или поморских дивизий не было.

- Был запрет на создание такого типа подразделений. Количество людей с третьей категорией фольклиста не могла изначально быть выше 5 процентов от общего количества. Силезцам и кашубом немцы попросту не доверяли. Это были умелые солдаты, но ненадежные, что и подтвердилось, когда они стали переходить к Андерсу. К тому же их нельзя было выдвигать на унтер-офицерские звания, про офицерские звания можно даже и не вспоминать. А без офицеров и унтер-офицеров воинское подразделение не создашь.

- Масштаб этого недоверия был велик. Силезцам нельзя было служить в ВВС, танковых войсках, морском флоте, разведке, береговой охране…

- На это еще накладывалось незнание языка. Нельзя быть членом экипажа самолета, не зная немецкого. Немцы сожалели, что это расточительность по отношению к людским ресурсам, потому что силезцы, которые ежедневно на своих шахтах или заводах общались со сложной техникой, были идеальными кандидатами в танкисты или летчики. Но в 1944 году не было времени, чтобы обучить их языку. Тогда их учили только элементарным выражениям, командам и словам присяги. Доходило до того, что немцы, в конце концов, разрешали говорить по-польски.

- Сколько поляков погибло в польских мундирах?

- Здесь тоже нет точных данных. Понятно, что самые большие потери были на восточном фронте, но мы не в состоянии сказать, сколько силезцев или кашубов там воевало, не говоря уже о том, что мы не знаем число погибших или попавших в плен. Но если учесть, что погиб каждый второй солдат Вермахта, то можно принять, что на фронте могло погибнуть до 250 тысяч поляков.

- Некоторым, однако, удалось перейти в армию Андерса.

- Мы знаем точную цифру – 89 тысяч. Часть дезертировала, часть попала из лагерей для военнопленных. Еще в 1941 году, когда отдельная бригада карпатских стрелков сражалась в Африке, выработали специальную систему вытаскивания поляков из лагерей. Этим занимались офицеры, которые просматривали анкеты Красного креста для пленных. Тех, у кого было польское происхождение, забирали в отдельные лагеря и предлагали им службу в армии. Сами поляки не обращались, потому что боялись самосудов.

- Переходили ли силезцы в воюющую на стороне СССР армию Берлинга?

- Здесь дезертиров было мало. Советы часто убивали пленных, а тех, кому удавалось выжить, рассматривали как предателей. Такую точку зрения имел и Сталин, который изначально не хотел соглашаться на приход военнопленных в Войско Польское. Но, несмотря на это, мы знаем о 3 тысячах солдат, попавших в плен на восточном фронте, которых взяли в 3-ю пехотную дивизию им. Ромуальда Траугутта. Они сражались и на Поморском вале. 

Те, кто после войны вернулся в Польшу, должны были пройти процедуру реабилитации. Обычно у них не было особых проблем. Все же речь шла о крестьянах, рабочих, горняков, людей, которые не занимались политикой, и не доставляли коммунистическим властям проблем.

- Многие годы историки рассматривали тему поляков в Вермахте как табу. Почему? 

- Большую роль здесь сыграла коммунистическая идеология и историческая парадигма, из которой следовало, что поляки были исключительно жертвами Вермахта. Комбатанты писали воспоминания о партизанской войне или сражениях в армии Андерса, лишь изредка признаваясь, что ранее служили в Вермахте. Однако историки еще в 80-е годы начали писать об этом серьезные статьи. Парадоксально пять лет назад помогла в этом афера с «дедом из Вермахта» (имеется в виду предвыборный слух о деде Дональда Туска, в то время кандидата в президенты Польши). С тез пор тема перестала быть табу.

Другое дело, что люди стыдились своей службы в Вермахте. Мариуш Малиновский снял фильм о судьбах силезцев, попавших в немецкую армию. Я был на демонстрации этого фильма в нескольких силезских местностях. После показа «Детей вермахта» ветеранам, которые выступили перед камерой, вручали цветы, поздравляли местные политики. А на их лицах было видно настоящее удивление. С чем их поздравляли? Со службой в вермахте? Для них это была ужасная драма, усиленная еще и тем, что после войны они узнали о бесчисленных преступлениях, совершенных немцами, причем не только гестапо или СС, но и их армией. Когда их забирали в Вермахт, они может и знали о концлагерях, но никто не думал, что армия тоже причастна к геноциду. В начале 40-х Вермахт пользовался незапятнанной репутацией.

- Алоизий Лыско, одтин из героев фильма Малиновского, всю свою жизнь разыскивал своего отца, который в немецкой форме погиб на Украине. Годы спустя он нашел его могилу. И сколько таких людей сегодня? 

- Мы можем считать, что у 2-3 млн. человек в Польше есть родственник, который служил в вермахте. Сколько из них знают о том, что с ними стало? Наверно немногие. Ко мне постоянно приходят студенты и спрашивают, как установить, что произошло с дядей, с дедом. Их родные об этом молчали, они отделывались фразой, что дед погиб на войне. Но третьему послевоенному поколению этого уже не достаточно.

Бартош Велиньский

Перевод Владимира Глинского, специально для СМИ2.

Оригинал текста http://wyborcza.pl/1,75480,8501287,Co_czwarty_Slazak_i_Kaszub.html

Prof. Ryszard Kaczmarek, dyrektor Instytutu Historii Uniwersytetu Śląskiego
Fot. Bartłomiej Barczyk

http://viktor-84.livejournal.com/57315.html     

Как поляки с Гитлером Чехословакию поделили
Истории от Олеся Бузины

30 сентября 1938 года, Англия и Франция отдали на растерзание Адольфу Гитлеру независимое европейское государство – Чехословакию. Но у этой сделки был еще один виновник – Польша.

В мифологии Второй Мировой есть один однозначный мерзавец – Гитлер и многочисленные “жертвы” его преступных наклонностей. Но на роль самой первой (и едва ли не главной!) из них почему-то пролезла Польша. Сколько слез пролито польскими историками по поводу вероломного нападения Вермахта на их беззащитную “ойчизну”. Сколько фильмов снято о благородных польских офицерах! Сколько песен сочинено о красивых уланах с пиками, отправившихся в последний поход на танки Гудериана под плач своих Басек и Марысек!

Увы, это только поддельная овечья шкура наглой польской гиены, кинувшейся грабить чужое, оставшейся без хвоста и поднявшей скулеж на весь мир. “Гиеной”, кстати, Польшу не я первым назвал, а великий гуманист, демократ и немножко империалист (как же без этого?) Уинстон Черчилль. Это он – самый обаятельный Винни-Пух британской политической мысли выразился в мемуарах о нынешней “евроадвокатше” Украины: “Польша – та самая Польша, которая всего полгода назад с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства”! 

Возмущение любителя коньяка и сигар легко понять. Он вспоминал о тех гарантиях безопасности в случае нападения Германии, которые летом 1939 г. потребовало у Великобритании правительство польского премьера Рыдз-Смиглы, только что принявшее участие вместе с немцами в разделе Чехословакии.

В смутные 90-е широкое распространение в бывшем СССР получили бредни советского перебежчика Виктора Резуна, сочинявшего под псевдонимом Суворов. Этот похожий на пингвина в очках субъект, прописавшийся после своего бегства в Великобритании, пустил в оборот под видом исторических исследований целую стаю “уток”. В них он доказывал, что Сталин использовал Гитлера как “ледокол” мировой революции, натравливая его на западные демократии. Смысл писаний псевдо-Суворова сводился к тому, что вина за развязывание Второй Мировой лежит на Советском Союзе. А Франция и Англия, где Резун живет до сегодняшнего дня, вышли из под его пера белыми, пушистыми и ни в чем не повинными – яркий пример часто оправдывающейся старой истины, что точка зрения определяется местом сидения.

Но правда состоит в том, что дата 1 сентября 1939 года (агрессия Германии против Польши), с которой отсчитывают начало Второй Мировой войны, условна. Она навязана западными историками, точно так же как и термин “пакт Молотова-Риббентропа”, который в оригинале называется “Договором о ненападении между Германией и Советским Союзом”. Ему на целый год предшествовал так называемый “Мюнхенский сговор” (по советской терминологии), или “Мюнхенское соглашение” (по – западной). Согласно ему 30 сентября 1938 года фактически перестала существовать независимая Чехословакия, куски которой расползлись по карманам широких галифе Германии, Венгрии и Польши. О последней почему-то стыдливо забывают – так словно речь идет о невинной панянке, а не о средних размеров хищнике в конфедератке, рвавшемся в крупные международные разбойники.

И что бы ни писал Резун, подъедающийся на английской кухне, факты гласят: в 1938 году, когда “демократический” Запад предал и продал Чехословакию, СССР уже около двух лет находился с гитлеровской Германией в состоянии необъявленной войны. Эта война шла на территории Испании, просоветское правительство которой сражалось с мятежниками генерала Франко. Испанским “красным” помогала Москва, а испанским “коричневым” – нацистский Берлин и фашистский Рим. Советские истребители в испанском небе вели воздушные бои с немецкими асами из легиона “Кондор”, на земле воевали советские танкисты, а корабли испанского флота в море выводили советские инструкторы, одним из которых был будущий нарком военно-морского флота Кузнецов.

Тогдашнее новые европейские “национальные” государства, возникшие после распада Австро-Венгерской и Российской империй, были нарезаны так же “на глазок”, как и те суверенные державы, которые появились на мировой карте после демонтажа Югославии и СССР в конце ХХ века. В Центральной Европе все были недовольны всеми. Румыния захапала из австро-венгерского наследия Трансильванию, большинство населения которой составляли венгры. Будапешт, стиснув зубы, пока терпел эту “несправедливость”. Варшава проглотила так называемую Восточную Галицию со Львовом, населенным тогда преимущественно поляками и евреями, и входившие до Первой Мировой войны в Россию Волынь, Западную Белоруссию и кусок Литвы с Вильнюсом.

Впрочем, этого неожиданно привалившего в нагрузку к независимости добра гордым ляхам казалось мало. Они мечтали еще и о Тешинской области в чешской Силезии. А временами – о Правобережной Украине с Киевом и даже о заморских колониях! Старая концепция Польши “от можа до можа” (в переводе – от моря до моря), т.е., от Гдыни, как минимум, до Одессы, упорно не покидала параноидально зациклившиеся на идее великопольскости шляхетские мозги. Ведь бжезинских с их “мировыми” шахматными досками вместо здравого смысла там всегда хватало – впрочем, как и обычных сумасшедших, обильно выросших на почве псевдорелигиозного психоза. Правда, Украина как советская социалистическая республика входила в СССР. Это делало такой лакомый кусок чернозема абсолютно недоступным для польского желудка. Зато Тешинская область приятно тешила слизистую оболочку варшавских “завоевателей”.

Что же касается Чехословакии, то она представляло собой рыхлое многоэтничное государство, являвшееся пародией на рухнувшую Австро-Венгрию. Чехи так долго и так сильно ненавидели австрийцев, что получив от них “незалежність”, не придумали ничего лучшего, как подражать во внутренней политике самым архаичным традициям империи Габсбургов, которые та изжила еще в середине ХІХ века.

Памятник австрийскому императору Францу-Иосифу в Праге чехи разрушили сразу после Первой Мировой. Но дух абсолютизма по-прежнему витал над берегами Влтавы. Только теперь это был чешский абсолютизм в модной демократической обертке. Автономии в Чехословакии не имели даже словаки. А из 14 млн. населения 3,5 млн. составляли этнические немцы, жившие в Судетской области. Эти места хорошо известны курортникам, любящим лечить изнуренные алкоголем почки в Карловых Варах, которые до Первой Мировой именовались Карлсбадом.

Кроме того, в состав Чехословакии входила Подкарпатская Русь (по нынешней терминологии – Закарпатье) с целым букетом народов – венграми, русинами, румынами, словаками и украинцами. К этой землице приценивалась Венгрия, помнившая, что совсем недавно тут была ее юрисдикция. Да и вообще все соседи считали, что чехам, умевшим только пить пиво бочками и дезертировать целыми полками (о том, что в 1938 и 1968 у них дважды получится сделать это целой страной, еще никто не подозревал!), досталось от Господа незаслуженно много. Дескать, надо бы лишнее у “швейков” отобрать!

ПОЧТИ КАЖДЫЙ ЧЕТВЕРТЫЙ "ЧЕХОСЛОВАК" БЫЛ... НЕМЦЕМ

Особенно же возмущались немцы в Судетах. Еще вчера они были имперской титульной нацией, а теперь должны были вытягиваться перед любым чешским Балоуном, словно вылезшим из романа Гашека. В 1933 г., сразу же после прихода Гитлера к власти, в Судетах возник Германский патриотический фронт некоего Генлейна. Идеей фикс этого “клуба по интересам” стала федерализация Чехословакии с предоставлением автономии немецкому меньшинству. На выборах 1935 г. Генлейн со товарищи получили в чешском парламенте 44 места из 300 и стали второй по величине парламентском фракцией. В 1937 в Судетах прокатилась первая волна организованных ими беспорядков. А уже в феврале следующего Гитлер, выступая в Рейхстаге, заявил, что “Германия не может оставаться безучастной к судьбе 10 миллионов немцев, которые живут в двух соседних странах” (имелась в виду Австрия и Чехословакия). И тут же добавил, что “будет добиваться объединения всего немецкого народа”.

14 марта 1938 г. произошел аншлюс (воссоединение) Австрии с Германией. Гитлер как триумфатор въехал в Вену. На общем референдуме австрийцы и немцы почти единогласно проголосовали за единый Германский рейх. Пришло время разобраться с чехами, “угнетавшими” судетских немцев. Всего через две недели после аншлюса Гитлер тайно принял Генлейна и заявил: “Я поддержу вас. Завтра вы станете моим наместником”. И тут же поручил Генлейну выдвинуть такие требования, которые правительство Чехословакии просто не могло бы принять. Одновременно начались провокации на германско-чешской границе.

ФРАНКО-БРИТАНСКОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

У Чехословакии был оборонительный союз с СССР против Германии. Но он начинал действовать только, если в войну с Берлином в защиту чехов выступала Франция. Впрочем, Москва заявила, что готова защищать суверенитет Чехословакии и без французов. Главное, чтобы сами чехи этого хотели. Но Прага желала оставаться правоверным прозападным государством – совсем, как Украина сегодня. В мае 1938 чехословацкий президент Бенеш заявил послу Великобритании: “Отношения Чехословакии с Россией всегда имели и будут иметь второстепенное значение, они будут зависеть от отношений Франции и Великобритании. Только наличие франко-русского союза сделало возможным современный союз Чехословакии с Россией. Если же, однако, Западная Европа отвернется от России, Чехословакия также от нее отвернется”.

Между тем, французский премьер-министр Даладье отворачивался от Чехословакии. 23 мая он встретился с послом Германии Вельчеком. Немцы не скрывали, что готовы на общеевропейскую войну из-за Судет. Но Даладье считал, что в результате франко-германской “потасовки” погибнет “европейская цивилизация”, а в выигрыше окажется только красная Россия. На опустошенных боями территориях, по словам Даладье, появятся “казаки” и “монголы”.

Не хотела воевать и Великобритания. Через несколько месяцев ее премьер Чемберлен произнесет историческую фразу: “Как ужасно, что мы должны рыть траншеи и примерять противогазы из-за ссоры в отдаленной стране между людьми, о которых мы ничего не знаем”.

Зато польский посол в Париже Лукасевич еще 21 мая заверил посла США во Франции Буллита, что Польша немедленно объявит войну Советам, если те попробуют направить войска через польскую территорию для помощи Чехословакии.

30 мая Гитлер заявил своим генералам: "Мое непоколебимое стремление - уничтожить Чехословакию в результате военных действий в самое ближайшее время". И тут же утвердил план “Грюн”. Согласно ему, вторжение в Чехословакию должно было начаться не позднее 1 октября 1938.

Но не дремали и в Москве. Там были полны готовности силой помочь чехам. 26 июня Белорусский и Киевский военные округа были преобразованы в Особые – так делалось только накануне войны, которая должна вот-вот вспыхнуть.

А Судетский кризис не утихал. 29 июля лидер Немецкой партии в Чехии Генлейн публично заявил, что все немцы в любой стране должны подчиняться "только немецкому правительству, немецким законам и голосу немецкой крови".

Стремительно двигавшийся к оккупации Чехословакии Гитлер пытался дурачить всех вокруг. 22 августа посол Германии в Москве Шуленбург на встрече с наркомом иностранных дел Литвиновым заявил, что Чехословакия интересует Германию только с точки зрения положения судетских немцев. Но одурачить Литвинова не удалось. Без лишних экивоков глава советского внешнеполитического ведомства ответил, что Германия не столько озабочена судьбами судетских немцев, сколько стремится к ликвидации Чехословакии вообще.

Через три дня в Берлине вышла "Памятка солдата Вермахта" со словами: "Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир!"

Примерно в эти же дни нарастающего общеевропейского кризиса Румыния намекнула французскому послу в Бухаресте, что “закроет глаза на пролет советских самолетов на высоте 3 тыс. м и выше, поскольку эта высота практически недосягаема для румынской зенитной артиллерии”.

Чехословакию можно было спасти! Но Великобритания не желала этого делать. 7 сентября в лондонской “Таймс”, тесно связанной с британским правительством, вышла статья ее главного редактора Даусона. Это был прозрачный намек чехам. То что не хотел пока открыто говорить Чемберлен, говорила “Таймс”. Правительству чешского президента Бенеша в этом органе “свободной” западной прессы рекомендовалось “принять предложение, поддерживаемое в некоторых кругах и ставящее своей целью сделать Чехословакию более однородным государством путем отделения от него чуждого ему населения, живущего по соседству с народом, с которым оно связано расовыми узами”…    

А 15 сентября в Мюнхен лично прибыл премьер-министр Великобритании Чемберлен и тут же отправился на рандеву с Гитлером. Фюрер демонстративно встретил главу британского правительства на последней ступеньке лестницы своей резиденции, демонстрируя непреклонность. Он напомнил о трех сотнях убитых в результате чешско-немецких столкновений в Судетах, и добавил, что только от Германии и Англии зависит, сумеют ли они достигнуть соглашение. "Если судетских немцев включить в рейх, отделить венгерское, польское и словацкое меньшинства, то оставшаяся часть окажется столь малой, что по этому вопросу не придется ломать голову", – услышал Чемберлен от Гитлера. В противном случае фюрер "готов взять на себя риск войны любого масштаба и даже риск мировой войны". Престарелый Чемберлен вряд ли хотел воевать даже со своей экономкой и согласился с требованием передать Германии пограничные чехословацкие территории. Только попросил подождать немножко с вторжением – мол, нужно слетать в Лондон и посоветоваться с коллегами по кабинету министров.

В то же день глава люфтваффе Геринг пугнул английского посла в Берлине отнюдь не британским юмором, отдававшим старой прусской казармой: “Если Англия начнет войну против Германии, то трудно представить ее исход. Одно ясно, что до конца войны не много чехов останется в живых и мало что уцелеет от Лондона”.

Становилось ясно, что Германия загоняет британцев и французов в дипломатические силки. Немцы играли на слабостях национальных психологий – чешской нерешительности, английском и французском нежелании воевать, польской и венгерской алчности. И у них получалось! 19 сентября посол Польши в Берлине Липский сообщил Гитлеру о желании польского правительства полностью ликвидировать Чехословакию как независимое государство, так как его правительство рассматривает “Чехословацкую республику как создание искусственное... не связанное с действительными потребностями и здоровым правом народов Центральной Европы”. На следующий день последовало германо-польское соглашение о координации военных действий против Чехословакии. И только СССР однозначно заявил, что готов оказать “немедленную и действенную” помощь Праге.

БЕНИТО МУССОЛИНИ: ЧЕХО-ГЕРМАНО-ПОЛЬСКО-МАДЬЯРО-СЛОВАКИЯ

21 сентября наступил апогей кризиса. Начались вооруженные столкновения на чехословацко - германской границе. В 2 часа ночи послы Великобритании и Франции разбудили президента Бенеша, и потребовали от него немедленной капитуляции перед Германией. “Если чехословацкое правительство, – заявили они, – не примет англо-французский план, то весь мир признает Чехословакию единственной виновницей неизбежной войны... Если же чехи объединятся с русскими, война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции будет очень трудно остаться в стороне”. Поднятый с постели Бенеш предложил дипломатам изложить их требования в письменном виде. Он хотел, чтобы нарушение Францией союзного договора было официально зафиксировано. А уже днем правительство Чехословакии безвольно подняло лапы вверх. Министр пропаганды Вавречка чуть не плакал по пражскому радио: “Наши друзья и союзники принудили нас принять условия, которые обычно предлагают побежденному противнику”.

А в это время советский нарком обороны маршал Ворошилов приказал Киевскому особому военному округу начать выдвижение войск к государственной границе. Кремль еще надеялся, что чехи не сдадутся без боя. Он собирался воевать за них с Польшей и Германией, приготовившихся к броску на Чехословакию. В разгар этого трагифарса прибавил итальянского юмора Муссолини, заявивший на митинге, что Чехословакия – это “многоязычное государство Чехо-германо-польско-мадьяро-словакия”, которое больше “не может существовать в своей нынешней форме”.

22 сентября в Германию опять примчался на самолете перепуганный “миротворец” Чемберлен. Он радостно доложил Гитлеру, что Чехословакия готова уступить Судеты. Но в ответ услышал от Гитлера: “Очень сожалею, но теперь это нас не устраивает”. Фюрер явно издевался над старым лондонским маразматиком и как “честный человек” потребовал по кусочку Чехословакии для своих союзников – поляков и венгров

В то же день официальная Варшава заявила о разрыве польско-чехословацкого договора о национальных меньшинствах и предъявила чехам ультиматум о присоединении к Польше "земель с польским населением".

СССР БЫЛ ГОТОВ ВОЕВАТЬ ЗА ЧЕХОВ

А в это время простые чехи митинговали и рыдали. Посол СССР сообщал в Москву: “В Праге происходят потрясающие сцены. Полпредство окружено полицейским кордоном. Несмотря на это, толпы демонстрантов при явном сочувствии полиции проходят к полпредству, высылают делегации, требующие разговора с полпредом. Толпы поют национальный гимн и буквально плачут. Поют “Интернационал”. В речах первая надежда на помощь СССР, призывы защищаться, созвать парламент, сбросить правительство... Гитлер и Чемберлен одинаково возбуждают ненависть”.

К вечеру пало чешское правительство Годжи. Кабинет возглавил генерал Сыровы. А пражский МИД обратился к правительству СССР с просьбой воздействовать на Польшу, сосредотачивающую свои войска на границе с Чехословакией.

На следующий день наркомат иностранных дел предупредил Варшаву, что разорвет пакт о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 г., если польские войска перейдут границу Чехословакии. Войска Белорусского Особого и Калининского военного округов приводились в боевую готовность. В газете "Правда” вышло интервью Черчилля агентству Рейтер: “Расчленение Чехословакии под англо-французским нажимом означает полное отступление европейской демократии перед угрозой применения силы со стороны фашистской Германии. Эта капитуляция носит характер катастрофы; она отнюдь не содействует укреплению мира и обеспечению безопасности Великобритании и Франции. Наоборот, она неизбежно приведет обе эти страны к такому состоянию, когда они в конце концов лишены будут всякой возможности сопротивляться”. Черчилль оставался последним британским политиком, которого еще уважали в Москве.

28 сентября последовала Директива начальника Генштаба РККА Шапошникова о задержке демобилизации рядового и младшего комсостава во всех военных округах европейской части СССР. Если бы сейчас началась война, то Чехословакия и Советский Союз плечом к плечу сражались бы против Германии и Польши. Тем более, что, как казалось, в чехах проснулся боевой дух. 29 сентября они завершили мобилизацию. В армию было призвано около 1 млн. резервистов. Какие-нибудь сербы сказали бы: “Вместе с русскими мы непобедимы”. Но чехи – не сербы. В ночь с 29 на 30 сентября Англия и Франция договорились с Германией о том, что от Чехословакии отрежут “лишнее”. Президента Бенеша даже не пригласили за стол переговоров, а всю нацию – поставили перед свершившимся фактом. И нация сдалась.

1 октября немецкие войска победоносно вошли в Судеты, а вечером того же дня Тешинскую область заняли поляки. Президент Бенеш бежал в Лондон, а Черчилль тут же назвал все случившееся “бедствием первостепенного значения”.

Никакого морального права считать себя первой жертвой Второй Мировой войны Польша не имеет. Вместе с Германией осенью 1938-го она швырнула окурок в пороховой погреб Европы. То, что через год в результате этого некультурного и, скажем прямо, глупого жеста, не стало и ее, отнюдь не умаляет польской вины в развязывании общеевропейской бойни.

Ну, а писания Резуна? Это всего лишь пиар-акция, призванная прикрыть вину Лондона в подталкивании Гитлера на восток. Если он и был чьим-то “ледоколом”, так это “старой доброй” Англии.

 

• Назад
• Вперед